Вспоминая Илью Олейникова

Это интервью мы записывали осенью 2007 года, вскоре после выхода его книги «Жизнь как песТня, или Всё через Жё» (недавно выпустили ее переиздание). В силу ряда причин материал тогда в свет не вышел. Сегодня, 11 ноября, в день десятилетия со дня ухода Ильи Львовича, мы публикуем это интервью в память о прекрасном артисте, творце, человеке.

- Хотел начать встречу с заготовленного штампа, что все юмористы в жизни мрачные, а вы не такой. Оказалось, это правда.

- Я такой же (смеется).

- Это действительно расхожий штамп. Все остается на съемках?

- Честно говоря, я не считаю себя юмористом. То, чем мы занимаемся с Юрой (Стояновым – прим. ред.), к юмору никакого отношения не имеет. Мы просто стараемся достоверно, реально играть небольшие истории, в результате которых становится смешно. Просто потому, что ситуация так написана. То, что мы с ним делаем в кино, когда снимаемся – а снимаемся мы всегда по отдельности – нельзя назвать юмористикой. Скажем, когда я сыграл Римского в «Мастере и Маргарите» - какое это имеет отношение к юмористике? То же и в театре. Сейчас я делал две театральные работы, один спектакль назывался «Улица «Вашингтон»», моей партнершей была Нина Усатова. Это трагикомедия, где вначале все достаточно весело, а в конце безумно грустно. Приблизительно такая же история во втором спектакле, который называется «Месье Амедей». Так что я максимально ухожу от этого жанра. Когда говорят «юморист», у меня сразу ассоциация с программой «Аншлаг». А я ее не люблю.

- Но имидж-то все равно есть. Он не давит?

- Имидж есть, я стараюсь его ломать. В том числе и этими работами. Чем старше становлюсь, тем больше ломаю стереотипы. По отношению к себе во всяком случае.

- Это возраст или просто надоело?

- Наверное, надоело, да. И стереотип надоел, и хохмить все время надоело. Плюс происходит какое-то переосмысление. Я не стою на месте, я расту внутри себя, внутри своей профессии, и очевидно, еще какие-то возрастные изменения происходят. Все это заставляет меня уходить от своего амплуа. Во всяком случае, расширять его, насколько возможно.

А юмористика… Помню, когда ещё был пацаном, лет в шестнадцать гулял в какой-то компании в Кишиневе. И один мальчик все время шутил про фаршированные яйца на столе, которые он, естественно, как бы ассоциировал с мужиками, сидящими за этим столом. Поэтому слово «юморист» у меня вызывает одну ассоциацию - его.

- Когда вы писали книгу «Жизнь как песТня, или Всё через Жё», пользовались услугами литературных редакторов?

- Ни в коем случае. По-моему, видно, что, к счастью, рука редактора там не побывала. Например, у меня есть слово «пальте» - во фразе «мужчина в кожаном пальте». Я написал «в пальте» потому, что это была именно «пальта», а не пальто. И когда это в издательстве поправили, я сказал, что ничего редактировать не надо. Это совершенно авторская книга. Я не люблю читать книгу и видеть, что ее писал не автор с обложки, а редактор - то, что называется литературной записью. Мне был интересен сам процесс написания, поэтому я очень тщательно к этому отнесся, переписывая каждую главу по нескольку раз. Причем писал от руки, а не на компьютере - я печатаю очень медленно, рука за мыслью не поспевает. А почерк у меня безобразный, да еще я писал быстро, сразу фиксируя то, что возникало в голове. Я после этого разбирал свою рукопись как криптограмму.

Причем я написал главу, отложил в сторону, вечером перечитываю – и начинаю переписывать. И так было раз по двенадцать-тринадцать с каждой. Более того, когда книга уже вышла, я понял, что все равно есть какие-то недочеты, похожести, но уже поздно.

- Книга удивительно хороша. Это первый литературный опыт?      

- Вообще-то третий. Сначала я написал книгу вместе с Юрой (Стояновым – прим. ред.), она называлась «До встречи в «Городке»», первая часть была моя, вторая – его. Она вышла в 1998 году, и в ней я, что называется, набивал руку. Потом написал вторую, «Жизнь как песТня», которую издали в «Вагриусе». Но они сделали карманный вариант, мягкую обложку, а мне хотелось чего-то большого и толстого. И когда у меня появилось окошко, а «Астрель» как раз переиздало нашу с Юрой книгу, я им предложил выпустить третью, совершенно самостоятельную, которая бы объединила эти две плюс я еще что-то допишу. Вот этим и занимался.

- Много времени ушло?

- Нет, пишу-то я быстро. Основное время, где-то месяца полтора, заняла перезапись. Потом, когда уже я сдал рукопись, вспомнил еще несколько безумно интересных историй, но было уже поздно - текст отдали в корректуру, редактуру… Думаю, если будет время и желание, я еще попишу. Мне нравится этот процесс, нравится ощущать себя писателем.

Есть три писателя, которых я очень люблю. Во-первых, Булгаков, которого я обожаю. Не буду расхваливать Булгакова, ему это не надо, он про себя и так все хорошо знает. «Мастер и Маргарита» это моя настольная книга, ее я перечитывал несколько раз. Когда мне было лет двадцать-двадцать пять, очень любил Фазиля Искандера, а в последние годы достаточно часто читаю Довлатова. И писал я, находясь под влиянием этих трех авторов. Не то, что бы я пародировал их стили, ни в коем случае. Но что-то в моей голове, видимо, сделало их своими, и писалось мне очень легко потому, что они все трое находились рядом с моей головой и надиктовывали мне текст.

- А из иностранных кто?

- Классики. Очень нравится Диккенс. Думаю, понятие английского юмора пошло от него.

- Мне кажется, Диккенс очень близок Санкт-Петербургу…

- Наверное. Тоже очень много трущоб, очень много ненастья и очень много сломанных судеб. В этом смысле Диккенс совпадает с Ленинградом.

- А вообще вы много читаете?

- Вообще я немного читаю, нет времени. Последнее, что прочел – «Москва-ква-ква» Василия Аксенова, этакая фантасмагория на социалистические темы, очень понравилось. Еще с тех времен, когда я был пацаном и появились эти его «Звездные билеты» и все прочее, безумно его люблю.

Честно, у меня действительно нет времени много читать. И если я что-то читаю, это обычно книга, с которой я могу лечь и, прочтя страниц пятнадцать-двадцать, уснуть. Такая простая для меня литература. Очень понравился «Видео Иисус» Андреаса Эшбаха. На мой взгляд, гениально придуманный роман. Когда я читал «Код да Винчи», мне все время было интересно, а когда пришел к финалу – финала-то и нет. А в «Видео Иисусе» финал гениальный. Я ее читал не один раз и всем, кто спрашивает, что почитать, я рекомендую.

- Есть ли такая книга, читая которую, вы думали: «Вот ее я хотел бы написать сам»?

- Нет. Никогда. Это не моя профессия. Когда смотрю какой-то фильм или спектакль и вижу некий образ, бывает, говорю себе: я хотел бы это сыграть. Помню, когда еще пацаном читал «12 стульев», мне всегда хотелось сыграть Кису Воробьянинова. И получилось так, что четыре года назад я сыграл Кису Воробьянинова. И сыграл, по-моему, хорошо. С Людмилой Гурченко, которая играла мадам Боур, – у нас была гениальная сцена. Мы, не меняя текста, переделали ее суть. У Ильфа и Петрова же они, когда встречаются, переживают чувства, напоминающие им ту любовь, которая была когда-то. А мы играем совсем обратное. Мы играем охренение друг от друга. Она испугалась, увидя меня, какой я старый, а я испугался, что она не соответствует тому образу, который я себе представлял. И дальше я играю желание уйти от нее, и только в конце, когда подол халата открывает ее колено, я вдруг ее вспоминаю такой, какой она была, и опять это чувство возрождается. Мне кажется, я очень прилично сыграл Кису, ни на кого не похоже.

Вот такое бывало. Но желание написать чью-то книгу, чью-то музыку, которую уже кто-то написал до меня, не возникало никогда. Я в этом смысле очень индивидуален.

- Какой вопрос журналистов вызывает наибольшее раздражение?

- «Как вы познакомились со своей женой?» и «Почему вы не играете женщин?» По-моему, ответ на второй вопрос на моем лице. Ну какую женщину я могу сыграть со своими пышными усами, которые ношу уже порядка тридцати лет? Юра мне все время говорит: давай сбрей усы. Он ненавидит играть женщин, ему надоело. А играет он их фантастически. Даже если я сбрею усы, я их так не сыграю. Он ведь играет не один женский характер, он их сыграл штук двадцать минимум. Я не смогу так.

- То, что в книге практически нет ничего про работу, кроме маленькой главы – это намеренно?

- Да, это абсолютно намеренно. Я терпеть не могу все эти изливания на бумагу о том, как тяжела профессия артиста и какой кровью она дается. По-моему, это никому не интересно. Артист интересен тем, что он делает на сцене, а не рассказами о том, каким образом ему удалось сыграть ту или иную роль и что он при этом пережил.

Другое дело, если это дневник. Я читал совершенно потрясающую книгу Олега Борисова, которая написана кровью (Борисов О. Без знаков препинания. – М.: АСТ, Астрель, 2002. – Прим. ред.). Это его абсолютно другая ипостась, это дневник, которому он поверял свои тайны и мысли и который, как он думал, никогда не будет напечатан.

Актер, который пишет книгу, заведомо знает, что он будет рассказывать о себе. А если не о работе, что бывает крайне редко, то это скучный пересказ того, как ты добрался до возраста, во время которого написал эту книгу.

Мне же захотелось написать достаточно откровенную автобиографию – достаточно потому, что я ведь не буду раскрывать все свои тайные стороны, никому это не надо. Пересказать всю свою жизнь, относясь к ней очень иронично, потому что я очень иронично отношусь к тому, как я живу. И, по-моему, в книге это очень хорошо видно. Там нет никакого самокайфа, никакого самолюбования, мол, вот я какой, каких больших высот добился - мне кажется, это все ужасно. Человек, который относится серьезно к самому себе, сам себя и хоронит.

- Такое впечатление, что за последние годы это единственная книга, которую с удовольствием читают вообще все. У нас вахтеры на входе, которым я подарил вашу книгу, ко мне на следующий день прибежали со словами: «Мы не спали всю ночь, читали и хохотали в голос все втроем, у нас была просто истерика». А сегодня ночью я ехал в поезде в купе с директором одной из петербургских фирм. Так утром, когда я проснулся, он уже заканчивал читать вашу книгу и на мой вопрос: «Ну, как?» он ответил: «Я не ржал только потому, что ты спал».  

- У нас с женой Ириной был случай, когда мы где-то заграницей, лежа на пляжу, поругались из-за какой-то глупости. Она ушла по песку куда-то вдаль, приходит минут через тридцать и говорит: «Я тебя прощаю!» Спрашиваю: «В связи с чем?» Отвечает: «Прохожу сейчас, а там сидит компания, что-то читают вслух и ржут, как зарезанные. Подхожу поближе, смотрю – а они твою книжку читают». Мне стало так приятно.

Очень интересно, когда ты в ночной тиши выводишь какие-то каракули, а потом это становится достоянием всех и эти твои мысли вызывают такую реакцию. И вроде ты на нее рассчитывал, но необязательно же, что всё, на что ты рассчитываешь, происходит наяву. И этот эффект, он потрясающий. У меня даже была идея издать ее в формате аудиокниги. Но когда я начал читать текст вслух, понял, что не смогу этого сделать. Тут нужен какой-то другой человек, кто-то нейтральный.

- Или, может быть, Юрий?

- Это уже из области такой фантастики, какая не снилась никому.

(Аудиокнига вышла в 2022 году, начитал ее сын артиста, известный музыкант Денис Клявер. - Прим. ред.)

- Народ вас знает в первую очередь по «Городку»…

- И в первую, и во вторую, и в третью...

- Не чувствовали, когда писали книгу, что читателям будет в ней «Городка» не хватать?

- Думаю, когда читатели открывают книгу, их настолько засасывает сама моя жизнь, что становится совершенно до лампочки, будет там «Городок» или нет. Они чего ждут от этой книги? Что им будет весело, что будет смешно. Они это и получают, просто в другой ипостаси, в другой форме.

Чем я старше становлюсь, тем больше открываю в себе столько всяких разных сторон, о которых раньше и не мечтал. Скажем, музыка, которую я написал к мюзиклу «Пророк». Очень незаурядная, не два притопа-три прихлопа, не шансон, а настоящая, серьезная музыка. Ее в течение полутора месяцев писал польский симфонический оркестр, дирижировал им известный композитор Януш Стоклоса. В Польше он известен так, как у нас, скажем, Андрей Павлович Петров. И когда они сыграли последний номер, музыканты встали, захлопали и сказали: «Мэтр, вы написали музыку мирового класса!». На что Януш сказал: «Это не моя музыка, это музыка комедианта из России». Чем поверг их в шок.

Так что не знаю, что от меня ждет читатель. Я сам не знаю, чего от себя ждать. И что еще меня ждет в будущем.

 

Беседовал Александр Набоков