4 октября 2019 года
new item
«Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовём высшим моцартовским началом, моцартовскою стихиею..., – писал Борис Пастернак в очерке «Люди и положения». – Самое драгоценное в нём – образ родной природы, лесной, среднерусской, рязанской, переданной с ошеломляющей свежестью, как она далась ему в детстве».
3 октября 2019 года исполняется 124 года со дня рождения поэта Сергея Есенина (1895–1925) – представителя «новокрестьянского» направления в искусстве, созвучного по своей образности с имажинизмом. В фонде Президентской библиотеки хранится ряд посвящённых ему материалов: книги; фотографические открытки; видеолекция «Сергей Александрович Есенин в диалоге культур»; научные работы, посвящённые его творчеству; воспоминания людей из ближайшего окружения Есенина; опубликованная речь «С. Есенин выступает на открытии памятника А. Кольцову (Москва, ноябрь, 1918)». В электронном читальном зале Президентской библиотеки можно ознакомиться со всеми перечисленными документами.
«Есенин у всех в памяти запечатлён, почти заштампован своими синими глазами, кудрявой золотой головой, рассеянной улыбкой; и ещё в представлении многих – озорным <…>, бросающим в переполненный зал чудесные слова своих стихов», – пишет в мемуарах «Как жил Есенин» (1926) Софья Виноградская – журналистка, работавшая в газетах «Правда» и «Известия ВЦИК», и ближайший друг Есенина. Её воспоминания, по мнению литературоведа Валентины Кузнецовой, «в обширной мемуарной литературе о поэте являются своеобразным маяком».
Первые стихи Есенина появились в московских журналах ещё в 1914 году. Через год поэт приехал в Петроград с единственной целью – познакомиться с Александром Блоком и узнать его мнение о своем творчестве. Прямо с вокзала С. Есенин направился в магазин (сразу за Аничковым мостом), там ему подсказали адрес знаменитого Блока, жившего на Пряжке, где сегодня располагается его музей. Знакомство состоялось. Сергей, смущаясь и краснея, читал мэтру стихи. Блок со всевозрастающим интересом внимал, а потом назвал своего нового знакомого «талантливым крестьянским поэтом-самородком». Он дал С Есенину рекомендательное письмо с обращением к С. Городецкому – и началось сотрудничество поэта с петербургскими журналами, в которых молодой автор печатался наряду с А. Блоком, Н. Клюевым, А. Мариенгофом, О. Форш, самим С. Городецким и другими.
Близкий друг поэта Анатолий Мариенгоф в книге «Воспоминания о Есенине» (1926) описывает, как крестьянский сын, поставивший целью покорить столицу и нарочито «теряющийся» в роскошных гостиных, учил приятеля жить: «Трудно тебе будет, Толя, в лаковых ботиночках и с проборчиком, волосок к волоску. Как можно без поэтической рассеянности? Разве витают под облаками в брючках из-под утюга?»
О своём «вхождении в литературу» Есенин размышлял откровенно: «Тут, брат, дело надо было вести хитро. Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввёл. Городецкий ввёл? Ввёл. Клюев ввёл? Ввёл. Сологуб с Чеботаревской ввели? Ввели. Одним словом: и Мережковский с Гиппиус, и Блок, и Рюрик Ивнев… к нему я, правда, первому из поэтов подошёл – скосил он на меня, помню, лорнет, и не успел я ещё стишка в двенадцать строчек прочесть, а уж он тоненьким голосочком: "Ах, как замечательно! Ах, как гениально! Ах…" и, ухватив меня за подручку, поволок от знаменитости к знаменитости. <…> Сам же я – скромного, можно сказать, скромнее. От каждой похвалы краснею, как девушка, и в глаза никому от робости не гляжу…».
И завертелась бурная московская карусель: «Вокруг него постоянно галдела ватага людей, среди которой он был самым шумным, самым галдящим, – читаем в книге Виноградской. – И не то, чтобы он шумом своим заполонял всю квартиру, – он квартиру и её обитателей приводил в движение, заставлял их вести общую с ним жизнь. Там, где он бывал, все жило им. <…> Беседовать с Есениным можно было без конца. Он был неиссякаем, оживлён, интересен в своих разговорах, словах, политических спорах, полных подчас детской наивности, удивительного, но милого непонимания самых элементарных в политике вещей. <…> "А что такое "Капитал", – "Бухгалтерия", – скажет он. Дружный хохот служит ему ответом, а сам он, с мальчишеским задором, смотрит на всех с видом меньшого, который рассмешил старших».
Его нельзя было не любить. Есенин обладал огромным обаянием открытого, глубоко самобытного человека, которого действительно интересовал собеседник. И только близкие друзья знали: оживление поэта иногда бывало наигранным, а природная артистичность подчинена какой-то определённой цели, главному в его жизни, от чего он не спал по ночам. По этому поводу Виноградская пишет: «Дни сплошного шума, гама и песен сменялись у него днями работы над стихом. А потом шли дни тоски, когда все краски блекли в его глазах, и сами глаза его синие блекли, серели».
Талант, как известно, – большой груз и большая ответственность, так сказать, «поручение» сверху. Не все справляются с этой ношей. Случается, что происходит некое «профессиональное выгорание», которое, к сожалению, отмечали близкие применительно к Есенину – к тому времени автору всемирно известных стихов и поэм («Анна Снегина», «Персидские мотивы»). Да и сам он это понимал острее других, когда писал прощальное стихотворение Анатолию Мариенгофу: «Мне страшно, – ведь душа проходит, / Как молодость и как любовь».
Тем, кто хотел бы знать о жизни Есенина больше, интересны будут и электронные копии фотографических открыток, запечатлевших поэта в разные годы. Кроме широко известных официальных изображений, среди них, в частности, представлены и домашние фотографии: Есенин в детстве, с родителями, сёстрами, в кругу друзей и сослуживцев, во время службы на военно-санитарном поезде в Первую мировую войну. Свою рязанскую деревню Константиново Сергей Есенин по-сыновьи носил в сердце, мог неожиданно сорваться домой в любой момент. После революции зорко следил за коллективизацией и переживал, когда сталкивался с фактами ущемления интересов односельчан. Так, например, Мариенгоф писал: «Мужика в себе он любил и нёс гордо».
И, может быть, именно в силу этой «родовой отметины» образ крестьянской, заповедной России воплотил в поэзии именно Сергей Есенин.