19 февраля 2020 года

Конкурс рецензий. Рецензия Эла Томкина

«Открытия, сделанные в книге, не принадлежат мне. Я просто пополняю толпу знатоков, восторгающихся миром, увиденным гениальным писателем» - размышляет герой романа «Возвращение»

Наберусь смелости не согласиться с автором – открытия в романе «Возвращение» принадлежат мне, хотя и сделаны гениальным художником.

Беглого прочтения достаточно, чтобы понять текст. Для восприятия глубины и многомерности содержания потребуется внимательное неторопливое чтение – в моем случае, повторное. Чтобы оценить роман и понять его место в литературе, нужно сравнить его с выдающимися произведениями мировой словесности последнего столетия.

Следуя приведенному в романе тезису

«Художник видит разницу - сходство видит профан»

сосредоточусь на отличиях романа от других произведений мировой литературы.

Джером Сэлинджер. «Над пропастью во ржи». Жестокий несправедливый мир взрослых не для Холдена.  Он мечется, конфликтует, ищет любую возможность потерпеть неудачу, быть избитым, в очередной раз быть исключенным из школы, получить отказ девочки, лгать и быть пойманным на лжи, только бы зацепиться за детство. Успех в его понимании – атрибут взрослости, чуждой ему. Герой Готлиба на несколько лет моложе Холдена, но ему неуютно в детстве. У него есть не просто план, а целая система взросления, которой он неотступно следует. Ему, как и Холдену, тоже предстоит защищать «детей во ржи», но только в реальном мире, а не в мире мечтаний, в котором застрял Холден.

Оба образа по-разному убедительны. Разница в том, что описать шестнадцатилетнего подростка, желающего остаться в детстве, несравнимо легче, чем убедить в правдивости образа тринадцатилетнего подростка, пробивающегося во взрослость.

«Если глупому птенцу приходится пробивать дорогу в жизнь, разрушая крепость своего зачатия и заточения, как же тогда ожидать, что чудесное избавление от детства магически снизойдет ко мне – человеческому детенышу»

Мы видим не подростка, играющего во взрослого. Автор раскрывает перед нами сложный мир малого годами взрослого человека, побеждающего в себе детство. При этом герой Готлиба не питает иллюзий, хорошо понимая, что ожидает его там за пределами детства. Смерть, с которой он успел столкнуться не только в ночных кошмарах, но и в жизни, и которую панически боится. Сравните с Холденом, предающийся детскими фантазиями о смерти, как мести  всему миру.

Вновь два наших героя пересекаются и вновь расходятся в противоположные вектора времени.

Марсель Пруст и (во многом) Герман Гессе анализируют мысли, исследуют поведение героев в основном для науки и профессиональных литераторов, не находя возможности делать это одновременно и для читателей, не обогащенных недюжинным опытом и не отмеченных учеными степенями. Готлиб обращается к широкой аудитории. Неопытный и элитарный читатели, как и профессиональный литератор, получат свою толику интересных описаний, оригинальных мыслей, яркой стилистики. Книга заставит задуматься читателей разного калибра над непростыми вопросами, которые при видимой простоте текста возникнут перед ними.

Владимир Набоков. Яркая стилистика Набокова часто создает дополнительное пространство, существующее само по себе параллельно основному сюжету. Вслушайтесь в стилистику Готлиба, вживленную в плоть повествование.

Говоря о юношеском желании:

Не взрослого, о котором я не буду ведать еще долгое время, а юношеского. Непорочное, непонятное. Ненасытное… не по шкале удовлетворения, а по отсутствию средств измерения бездны, в котором обитало. То самое желание, которое было безвозвратно потеряно на пути к взрослению.

Описывая боль, испытываемую героем после случившейся трагедии:

Извивающиеся червяки острыми змеиными клыками вонзаются в беззащитную и доверчивую мякоть мозга. Осьминоги мышц натягивают поводья нервов, будто несутся на вороных, пытаясь затоптать все живое, встреченное на пути.

Или как пересекаются время и возраст в романе:

Когда Павлик нуждался в помощи, а мы, остальные наши – Великолепные, Уверенные, Саркастические и абсолютно бесполезные – истуканами болтались вокруг, Алёна взяла на себя спасение этого придурка. Ей понадобилась доля секунды, чтобы понять как. Почему мне не хватает жизни понять что.

Иной раз, кажется, что в те несколько секунд она вложила еще неясное для нее самой в тот далекий момент детства «Когда через много лет мне понадобятся твоя помощь и вера в нас, от которых будет зависеть моя жизнь, будешь ли ты способен понять, помочь и защитить меня?!..»

Или великое множество других авторов, пишущих о любви. Как еще можно описать её, кроме как чувства двух людей? Для героев «Возвращение» любовь это намного большее – это состояние вселенной.

 «Когда меня не станет, а потом много лет спустя и тебя тоже, куда денутся наши чувства?.. не станут вместе с нами? Я так не думаю. Это как ездить на велосипеде. Если человек помнит свои достижения, как может великая вселенная забыть то, чему научилась? Мне кажется, это не она научилась .Мы с тобой, научили ее вот так неустанно, и безнадежно, и бездонно влюбляться опять и опять»

И многое другое, неожиданное в момент знакомства с текстом, а минуты спустя естественное, непонятно каким образом упущенное другими авторами.

Если бы я писал роман о романе «Возвращение», я бы назвал его «Сумерки». В сумерках мы - читатели – ориентируемся, видим тропу, по которой пробираются герои. Но внимательный читатель скоро начинает понимать, что там, в сумерках, для каждого из нас, наблюдателей, скрыт особый мир, разглядеть который возможно только в лучах индивидуального опыта и понимания.

Среди множества сюжетных изобретений автора более всего поразила меня эта: девять глав без главного героя. Нет, главные герои есть, и мы знаем о них все. Как о самых родных нам в реальной жизни людях, а может быть и лучше, учитывая то, с какой тщательностью и глубиной описаны.

Девять глав главный герой прячется в тени. Мы догадывались о его существовании. Списывали его отсутствие на неопытность автора. В десятой главе герой появляется. Обоснованность моего понимания сюжета, на которой покоились первые девять глав, в мгновение рухнула. Я приготовился к одному из двух. Автор перескажет историю в полном составе героев или станет двигаться по тексту дальше, не оборачиваясь, оставив позади черные дыры. Он не сделал ни того, ни другого. С присущей ему художественной щедростью Готлиб описал  новый мир. Тем самым создал вложенный эффект –  посеял во мне зыбкость прочитанного и увиденного. После «ожиданно неожиданного» появления нового героя я начинаю читать с предельной осторожностью, догадываясь, что писатель на этом не остановится. Будет продолжать удивлять другими героями и событиями, которые припрятаны в сумерках. Но быть подготовленным к поворотам сюжета Готлиба невозможно.

В какой-то момент меня насторожило сочетание гениальных фрагментов с бесхитростными. Что это? Еще одно подтверждение «неопытности» автора?

Лишь дочитав до середины романа, понял - это не автор бесхитростен, а его герой. Помогла  подсказка

«Мы стоим с ним по разные стороны суток».

Писатель использует эту фразу в контексте разрыва времени, но в «сумерках» вырисовывается еще и второе значение – дистанция между автором и героем, описываемом в первом лице. По разные стороны суток стоят герой и автор. У меня перехватило дыхание, когда сделав это открытие и читая во второй раз, пытался определить, с какой стороны суток ведется рассказ в каждом эпизоде.

Книги о войне содержат много граней. Роман «Возвращение» раскрывает еще одну. Взросление детей на войне. Не пустая блажь вынуждает Дарью взрослеть, а необходимость выжить в тяжелых опасных условиях беженства.  Готлиб без жалости к читателю показывает отвратительный  лик войны и, в контрасте с ним, красоту и силу женщины, которую даже война бессильна сломить или изуродовать.

Многоликость и одновременно целостность содержания. Насыщенный язык. Концентрированный текст. Баланс и пропорция. Динамика повествования. Нетривиальные мысли, глубина анализа и  захватывающий сюжет. Я бы сделал роман Готлиба обязательным для изучения во всех русскоязычных школах мира для развития литературного вкуса, формирования нестандартного взгляда на мир, знакомства с взрослостью … до тех пор, пока в литературе ни появится что-то лучшее.

 

Эл Томкин, Акко, Израиль. Февраль 2020