31 мая 2020 года

Конкурс рецензий. Рецензия Дмитрия Аньшова

Как писать книги после Второй Мировой войны.

Главный герой зачарован окружающим миром. Ещё в тринадцать лет наречённый родной матерью "анахоретом", отшельником, он и во взрослой жизни умудряется сохранять дистанцию между собой и окружающим пространством. С непреклонным осознанием своего достоинства, поддерживая расстояние, главный герой даёт себе время на реакцию, на понимание своего внутреннего отношения к происходящему. Привыкший к анализу, который занимает часы добровольного уединения, он разлагает мир на составные части. Простое на первый взгляд событие разворачивается в яркий калейдоскоп чувственных ощущений, передавая сложное взаимодействие внутреннего мира с внешним.

 Поэтому неудивительно, что рецензенты книги говорят о ее прустовском и набоковском духе. Эти титаны модернизма показали, как текст книги может вызывать к соучастию читателя, вовлекая его в сложный, но слаженный танец осмысленного взгляда на мир. Богатство красок, описывающих внешние явления, при отстранённости внутреннего диалога героя, подталкивают заинтересованного читателя к развитию своего взгляда на происходящее. Благодаря этому "Возвращение" читается, как упражнение в визуальном искусстве. Простая прогулка до школы превращается в сложный ритуал. Возвращение обратно заполняет лакуны пропущенного, потраченного впустую времени.

Несмотря на все жизненные перипетии, происходящие с героем, он сохраняет способность к детскому восприятию. Душа, несмотря на тяжесть прожитых страданий, всё так же открывается навстречу новому. Взросление его приходит вместе с пониманием разницы между между миром как космическим универсумом и мiром как социальной общностью людей. Даже если Иорданская пустыня представляет из себя "голодную, растерзанную, колючую, испепеленную, высушенную безжизненность", она всё равно более жива, чем комфортное, стерильное людское общество.

Прогресс вместе с этикой Просвещения продолжают работать на освобождение человечества от атавизмов природы. Выхолащивая из него демонов, эти институты так или иначе не могут не задеть его ангелов. Просвет бытия, манящий человека идеалом универсальности, открывающийся в ближайшей истории Ренессансом и его гениями, распадается на множество осколков специализаций. В мире протестанской этики человек становится лишь обезличенной функцией от его труда и времени жизни, которое он потратил на этот труд. Вместо диалога двух душ - саморепрезентация, направленная на продажу трудового образа. Развитая светская культура, описанная Прустом, вырождается в чисто утилитарный ритуал приглашения на работу или неприкрытого хвастовства достижениями.

Чем ближе к современности, к настоящему, тем чище и вылощеннее люди. Как в замятиновском "Мы", они променяли свою свободу на стерильный уют, на белоснежный быт. После великих потрясений, после своей второй мировой войны, жители Единого Государства изгнали из своего мироустройства конфликты и ссоры. Их "Благодетель" проник во сферы их жизни, пронизав общество тоталитарным контролем. Всё было упорядоченно в микрокосмосе человечества, кроме одного - воображения.

Тварь дрожащая, человек , благодаря воображению, становится способным на самостоятельное творение из ничего. Герой книги уже в тринадцатилетнем возрасте пишет рассказы и записывает сны. Одним из сильнейших впечатлений детства, оказывающих влияние на его развития, становится наблюдение за уличным художником, рисующим свою картину.  До последнего мазка, завершающего творение, замысел картины неясен. Но проходит мгновение, и замысел исчезает. Произошло рождение нового, его отныне не сможет настигнуть кара забвения. Будучи свидетелем этого чуда, он сам, в меру своих способностей, становится причастным к тайне творчества.

Три человека, предваряющие его на пути к матери - журналист, актриса, изобретатель - заслуживают внимания не только потому, что эти люди своим трудом создают в мире нечто новое, но и потому, то они чем-то знакомы герою. «Чувство далекой близости» связывает их, и они узнают друг друга. Пусть их диалог и расписан как сценарий, пусть эта близость и заканчивается быстрее, чем успевает развиться во что-то большее, но самое важное, что они оживают благодаря своей включённости в личный мир героя. Они обитают в его памяти, которая является одной из главных пространственных тем романа.

***

Особую роль в романе играет память. Она тот материал, на котором мать героя учит его жизни. Рассказывая то главное, что сможет послужить опорой её сыну, она развивает его способность к сотворчеству. Оставляя некоторые вопросы без ответа, она ждёт, что он сам дозреет до них. И он с упорством, достойным подражания, помнит об этих вопросах.

Подводя к ответу на них и самого читателя, автор ведет себя как верный ученик Эйзентшетйна. Тот разработал теорию монтажа аттракционов. Смысл её был в том, чтобы разбить монолитное изображение фильма на отдельные отрезки, выделяя ими самостоятельные воздействия на зрителя (аттракционы), а затем произвольно переставлять их местами, увеличивая конечную силу катарсиса.  Поэтому книга разбита на главы: собирая кусочек пазла один за другим, читатель приходит к ответам одновременно с автором, сам имея тот же багаж. Читая повторно, можно будет заметить основной ритм книги, лишь указанный намёками в нескольких местах. Это спираль, закручивающаяся в точку. На каждом из планов, будь то мамина история о маленьком брате и войне, или же история Баку, будет сквозить углубление одной темы. Проходя красной нитью сквозь тело повествования, она будет манить, обещая ключ к смыслу происходящего.

Двойственность изображаемых Майроном Готлибом вещей присуща и этой стороне романа. Метод, благодаря которому происходит дешифровка романа, соответствует методу воспитания матери героя. Она, рассказывая историю своей жизни, каждый раз добавляла новые штрихи в неё. Для максимального понимания, до окончательной готовности к услышанному, потребовалось целых пять лет созревания главного героя. История пятнадцати дней, рассказанная в течении пяти лет, конкурирует своей сжатостью и смысловой нагруженностью с тысячью ночами Шехерезады.

Начиная свой рассказ, она видит незнание своего ребенка. Но, помогая ему расти своей историей, своим сократическим методом рождения истины, помогая найти значение снов и рассказов, она полностью передаёт ему свою историю. Став его памятью, история оживает, и вот он путешествует по ней. Ребёнок, перерастающий своего родителя на глазах, сам начинает защищать её внутри истории вагона. Она не выбирала этот путь, но она смогла передать своему сыну силу самостоятельного мышления, и он сам приступает к движению.

 

Осмысляя своё место в мире, человек не может обойти стороной великую войну, затронувшую большую часть планеты. Вторая мировая война требует своего места в сознании, и думающему человеку приходиться отвечать на это вызов. И Майрон Готлиб, возвращая своей книгой читателя в то время, отвечает на общечеловеческие вопросы.
Если политические институты могут быть с человеческим лицом, то война бытует вне рамок всего светлого и гуманистического, что есть в лучшем из миров. В нашей стране найдется не так много семей, в которых война не пожала бы жатву горя, приходящего вслед за страданиями и смертью. Помня об этом, необходимо понимать, что война, направленная на эффективное истребление себе подобных, есть результат научно-технического прогресса. Это особенно заметно в сцене перед авианалётом, в главе о войне. Там Даша, мать главного героя, оставляет своего маленького брата, а сама уходит собирать яблоки. Находясь, хоть и посреди кошмара, но все же в центре сада, она увлечённо прислушивается к естественным звукам сада. И из осиного жужжания медленно-неотвратимо нарастает гул самолётов. Так в романе подчёркивается дихотомия природы и культуры. В натуральном своём состоянии человек находится в гармонии с природой, какой бы пасторалью это не казалось поначалу. Разлад приходит в момент выделения из осиного гула тарахтенья самолётов. Как бы группа самолётов не притворялась бы стаей волков, она всё равно остаётся орудием убийства себе подобных.

Оставаясь в рамках вышесказанного, автор бы запомнился русской литературе как умный человек. Указывая раньше на важность и самостоятельность метода изображения происходящего, остановимся поподробнее на сцене, следующей за обнаружением самолётов. После бомбардировки, бросаясь на поиски брата, Даша находится как будто в забытье. Травма, которую она переживает - сначала потеря из виду, возможная надежда, а потом нахождение останков брата, показаны как будто намеренно отстранённо от происходящего. Списывая на документальность происходящего, можно было бы предположить сильнейшую деперсонализацию Даши, её полное разотождествление с происходящим. Но подобный тон юная девушка хранит в последующем, трепетно охраняя память брата. В этом нас убеждает торжественный тон похорон, организованных людьми. Преодолеваются даже сложные национальные разграничения, и для её брата выкапывается отдельная могилка.

И тут мы сталкиваемся с авторским взглядом, который убеждает читателя посмотреть на ситуацию глазами не мстителя и судьи, но терапевта. Память, выступая в роли часового, хранящего знание о утерянной жизни, намеренно воспроизводит происходящее отстранённо. Подробно показывая каждую деталь произошедшего, она документрует, не осуждая. Счастливо живя в настоящем, живя тем, что справедливость восторжествовала, и победу получили заслужившие её люди, следует сконцентрироваться на воздаянии памяти. Светлой скорбью веет от трагических страниц. Возвращаясь к павшему, героиня книги переживает эту смерть как личную, она, как старшая, ответственна за нее. Одновременно она обещает быть лучше и чище, стремясь к тому, чтобы мир как большое целое и мiр как социум вокруг, были достойны той жизни, что за них отдал маленький Рома.

Использование памяти как инструмента восстановления целостности связано в том числе с трепетным отношением к материальной стороне старения. На примере вагонов показывается привилегированность состаривающейся вещи перед новой, только что пущенной в оборот. Новая вещь отпугивает ребёнка своей инородностью. Надо быть глубоко городским человеком, выросшим в среде второй природы - культуры, чтобы не отшатываться от всего искуственного. Так Даша любила вагоны, полные запахов природы: пшеничного зерна, песка с моря, или же минерального удобрения, отсылающего к запахам чернозёма и свежескошенной травы. Врастая в мир природный, вагоны обретали свою историю. Тем самым, подвергаясь разрушению временем, они отчуждались от человека. Подобно стареющему человеку, они всё сильнее отделяются от мира людей, приближаясь к более совершенному миру.

***

Две главные особенности книги, выделяющие её на фоне русской литературы - это литературоцентричность и матриархальность. Тонкая филигранная работа с текстом основных мировых произведений происходит на глазах читателя. Благодаря авторскому принципу соучастия в создании книги читателем, зритель проводит феминизацию книг, изначально присущих только мужчинам. Так, Великий Инквизитор судит не мужчину, а женщину. Именно она воскреснет после сожжения, продолжая томить и мучить своего судью. Привлекательностью страданий автор выразительно указывает на силу и достоинство женщин, которых вечно пытаются сломить. Мать героя "Возвращения" трактует этот пересказ Достоевского так однозначно, как только может мудрая женщина: женщину не стоит мучить, её стоит понять. Пусть это и будет занимать всю последующую жизнь лирического героя книги. Так книга меняет того, кто её читает: обладая феминными инструментами для чтения русской классики, Майрон Готлиб расширяет горизонты допустимого.

Идя, вслед герою книги, дорогой большой жизни, на которой открывается и большая любовь, и такая же несоразмерная обыденному смыслу трагедия, читатель получает второй шанс. Шанс не упустить мгновение, насладиться его игрой. Шанс быть верным, несмотря ни на что. Ведь человек в ответе за тех, кто оказывается рядом с ним. Даже если это всего лишь светлый образ в памяти. И шанс не повторить всем поколеньем тех ошибок, которые привели к смерти маленького еврейского мальчика на дороге в Баку. Не повторить тех заблуждений, которые приводят человеческие отношения к неизгладимому разладу, а страны – к смертоубийственной войне.