24 сентября 2022 года

«Роза мира» и атомная бомба

Прозаик и публицист, лауреат Премии Правительства Российской Федерации Александр Лапин известен читателю прежде всего по циклу романов «Русский крест», представляющих собою опыт художественного исследования этики, эстетики, психологии, быта советского и постсоветского человека последнего полувека. Окончив не так давно работу над этим циклом, Александр Алексеевич продолжил свое изучение советской истории, но уже в другом ракурсе…

Сюжетная основа его нового романа «Страсть и бомба Лаврентия Берии», только что вышедшего в издательстве «Вече», — создание в СССР, в предельно сжатые сроки и с напряжением всех возможных интеллектуальных, финансовых, трудовых и прочих ресурсов, атомной бомбы. Успешное завершение этого поистине титанического сверхпроекта, как известно, предопределило мирное существование нашей страны на протяжении многих послевоенных десятилетий. Нисколько не обеляя и не оправдывая своего персонажа, автор убедительно показывает: Берия при всех своих недостатках и даже пороках предстает как невероятно эффективный для того времени менеджер, способный решить сложнейшие организационные задачи, супертехнократ, которому «в общем все равно чем заниматься: отрывать головы врагам народа или выстраивать сложнейший технологический проект», и это — тоже часть нашей, и не только нашей истории, в которой люди, обладавшие мощнейшей энергией созидания, как правило, не были моральными эталонами…

Автор определяет свое повествование как философский историко-документальный роман, и художественное осмысление происходившего подкреплено обилием документов, которые широко цитируются в тексте. По структуре книга напоминает знаменитую книгу В. Богомолова «Момент истины (В августе сорок четвертого…)» где напряженное повествование перемежается воспроизведением большого количества подлинных рапортов, сводок, телеграмм, приказов, распоряжений и проч. И приводимые А. А. Лапиным документы, кстати, разоблачают большое количество мифов, сложившихся вокруг фигуры всесильного наркома во время перестройки.

И вместе с тем автор, как бы напоминая, что перед нами все же роман, дает волю и своей творческой фантазии — например в сцене диалога Л. П. Берии с мистиком и визионером Даниилом Андреевым, автором знаменитой «Розы мира». Разговора этого в действительности никогда не было, но логика романа и логика биографий собеседников таковы, что он вполне мог произойти…

С разрешения издательства публикуем этот фрагмент.

 

* * *

Как-то раз старый товарищ Лаврентия Павловича и новый министр госбезопасности Абакумов, посмеиваясь, рассказал Берии об одном интересном случае:

— Пару лет назад в Москве мы накрыли антисоветскую кучку вшивых интеллигентов. Они собирались на квартире у неких Добровых. А мы эту точку специально держали как приманку. Место, где они могли болтать, чесать языками. Среди них оказался писателишка по фамилии Андреев. Они обсуждали его роман под названием «Странники ночи». Он подразумевает в нем, что русские люди как бы странствуют через ночь. А ночь — это советское время. Арестовали мы их по 58-й статье. Обвинили этого Андреева в создании антисоветской группы, антисоветской агитации и террористических намерениях. Короче, целый букет.

Поскольку как раз в это момент высшую меру отменили, то дали двадцать пять лет тюрьмы. Так вот, этот писатель оказался интересным таким чудиком. Одни говорят, что он сумасшедший, псих. Потому что рассказывает о том, что держит связь с какими-то высшими силами. Ангелами-даймонами, махатмами. Якобы он, вернее его душа, летает в космос. Короче, явная шизофрения, бред, галлюцинации. Другие же специалисты утверждают, что он философ, мистик. А самое главное — пророк, оракул.

И небесные силы покровительствуют ему, давая озарения, видения будущего... В частности, он что-то толкует о том, что в России история такая полосатая. То, мол, идет красная полоса, то синяя. И сейчас, мол, наступает синяя...

— Он что, как Распутин, что ли, предсказывает? — поинтересовался Берия. — Тот тоже говорил, что Россия после его смерти пойдет вразнос, будет хаос, революция. И... царя убьют.

— Нет, он так прямо не говорит. У него всякие существа — Демиурги, Люциферы, Гагтунгры, Уицраоры действуют.

— А это еще что такое?

— Ну вот он, как докладывает камерная агентура, называет так демона государственности. Этот демон, мол, и орудует в стране через свои человекоорудия...

— Да! Интересный тип. И где он сейчас?

— Во Владимирском централе. Можно сказать, сидит в «литературной шарашке». Пишет книги. Те-то его вредоносные сочинения мы уничтожили. А он опять пишет...

— Интересно! — повторил Берия, который еще с 1930-х годов помнил разного рода мистиков и буддистских монахов. — Организуй-ка ты мне встречу с этим кудесником, любимцем богов.

 

* * *

Перед ним стоял извлеченный, точно из бездны, из общей камеры внутренней тюрьмы с ее парашей, железным «намордником» на окне и нарами человек. Человек в полном смысле этого слова. Несмотря на арестантскую робу, грубые ботинки.

Видно было, что это интеллигент. Высокий, легкий, очень худой и смуглый. С тонким лицом, высоким лбом, узкими губами и узкими глазами. Лицо было аристократическое, а вот руки — мужичьи, корявые, с толстыми грубыми пальцами.

— Заключенный Андреев доставлен по вашему приказанию! — пробубнил вертухай. И вышел.

Они остались один на один. Всесильный «Сатрап», как звали Берию в определенных кругах. И мистик, мечтатель, вольная птица.

— Ну что, товарищ Андреев? — сказал Берия, посверкивая пенсне, которое он надел, чтобы лучше видеть реакции писателя. — Я слыхал, вы пророчествуете, предвидите будущее?

Заключенный пожал плечами, ожидая, что будет дальше. Видно было, что это человек тертый, прошедший через все узлы и конвейеры механизма под названием «следствие».

А это бесконечные ночные допросы, стояние часами «на правеже», угрозы, а может, и пытки. Пережил он и «самый гуманный в мире» советский суд, который только по счастливому стечению обстоятельств не приговорил его к «высшей мере». С таким непросто было говорить.

— Вы все также продолжаете не принимать советскую власть? Считаете Россию погубленной, товарища Сталина — чудовищем? А? — грозно вопросил министр.

— Я не могу стать на позицию полного и безоговорочного принятия советского строя, — наконец твердо проговорил Даниил.

Берия хотел было по привычке продолжить разговор в том же тоне, но по отсутствующему взгляду Андреева понял, что так он ничего не добьется. И сменил тему:

— Впрочем, это никакого значения уже не имеет. Я пригласил вас поговорить о вашем даре. Говорят, вы как-то особенно видите мир. Полосами. Это так?

Андреев сначала медленно, а потом все быстрее, разгораясь, начал говорить о том, что каждая эпоха имеет свой цвет.

Древние времена можно назвать лиловыми. Они то синие, то красные. Но в каждом, даже самом чистом, цвете есть примесь. Например, эпоха Александра Первого Благословенного была сплошь синей. Однако в ней уже накапливались красные силы — декабристы. И сейчас, когда кажется, что к власти пришли сплошь вопиюще красные силы, снова появляются синие. Они проявляются везде. Даже в человеческих аурах.

Берии стало интересно, и он спросил:

— Вы видите ауры?

Заключенный смутился, но ответил твердо:

— Да, вижу!

— И мою?

— И вашу тоже!

— И что в ней тоже есть ваши синие оттенки?

— Я вижу в вашей ауре алый цвет — это огромная энергия и воля. Вижу творческий аспект, который подавлен.

И самый краешек — зеленый — желание гармонии. Но аура ваша загрязнена, а в центре ее все растущее черное облако. Это говорит о плохой карме, которая рано или поздно вас настигнет...

— Интересно, — заметил Лаврентий Павлович.

Как и большинство советских людей, он называл все эти мистические разговоры пустым времяпрепровождением. Но в душе был полон страхов и суеверий.

— И что же мне надо сделать, чтобы избежать плохой кармы?

— Человек даже с очень тяжелой врожденной и приобретенной кармой, а у вас она, судя по тому, что вы родились в бедной крестьянской семье, в совершенно глухой провинции, — врожденная, может избежать ее последствий, если будет изменяться и духовно расти быстрее, чем последствия плохой кармы его настигнут. Но вы родились во времена одичания человечества, да еще и усугубили свою жизнь... — Даниил умолк, понимая, что то, что он скажет, может раз гневить наркома.

— Не бойтесь, говорите правду! — У Берии от волнения усилился грузинский акцент.

Андреев выдохнул. Но продолжил:

— Личным участием в убийствах, репрессиях, беззакониях тридцатых годов...

— Этого уже изменить нельзя! Это прошлое.

— Но оно влияет на ваше будущее. Оно может оказаться печальным.

— И что же делать?

— Меняться. Молиться. Но главное в вашей жизни — это поступки и решения. Впереди большие, очень большие перемены. Вы можете успеть изжить черноту... А можете... и не успеть.

Берия был впечатлен. Он уже давно думал об этом. Сталин стареет. Болеет. Война подкосила его силы. Он еще держится. Но впереди... Что впереди? Неизвестность? Нет!

Он, Лаврентий Берия чувствовал, что эпоха «отца всех народов» заканчивается. Что-то менялось в стране и в мире.  В самом воздухе страны. Это вызывало страх вождя и желание остановить время, вернуть ужас, с помощью которого он управляет. Отсюда все эти бесконечные дела — о врачах-вредителях, о безродных космополитах, о ленинградской парторганизации.

Но он, Лаврентий Берия, еще полон сил. Он должен идти дальше. Думать о будущем. Кстати говоря, не только о своем.

В чем-то прав этот сумасшедший. Или пророк. Надо меняться. Соответствовать времени.

«Может, спросить его конкретно? Что он видит там, впереди? Нет, лучше не спрашивать. Надо просто работать. Просто двигаться. Делать свое дело. Свою бомбу...»

Берия вызвал конвоира. Даниила увели. У него впереди был длинный срок. И еще с десяток лет жизни. Пусть в камере, но жизни, насыщенной и по-своему интересной. А вот у него, у Лаврентия Павловича, второго человека в государстве... Что у него впереди? Нет ответа.

Задумчивый нарком долго ходил по кабинету, размышляя о том, что только что услышал.